Как менялось наказание за поджог?
Одним из ранних документов, известных историкам, в котором предусматривалась мера наказания за пожары, был свод законов начала XI века «Русская правда». В нем записано, что поджигатель и члены его семьи обращались в рабство или заточение, а их имущество шло в казну Псковская вечевая республика в период самостоятельности жила по своему закону – Псковской Судной грамоте. Поджог по этому документу являлся тягчайшим преступлением и карался смертной казнью – сожжением на костре. В 1474 г. Псковская Судная грамота была затребована Иваном III в Москву и послужила одним из источников Судебника 1497 г., в котором записано, что «зажигальщику живота не дать, казнить его смертной казнью».
Пример из Истории княжества Псковского Евгения Болховитинова.
Судебник 1550 г., принятый Иваном IV, объявил закон единственным источником права, но определил далеко не все преступления, за которые полагалась кара.
При Алексее Михайловиче принимается два документа. Первый – «Наказ о городском благочинии», в котором за невыполнение противопожарных мер, неявку на пожар были введены различные меры: «чёрные и обычные люди подвергались телесному наказанию, а о родовитых и сановных докладывалось государю». Второй документ – «Соборное уложение». В нём уже устанавливалось различие в наказании за неосторожное обращение с огнём и поджог. При пожаре из-за неосторожности с виновного взыскивались убытки в размере «что государь укажет», а за поджог наказание было суровым: зажигальщиков предписывалось сжигать. Через 15 лет, в 1654 г., была внесена поправка: сжигание на костре заменялось повешением.
30 сентября 1737 г. выходит Именной Указ «О порядке доносов и производства исследования о зажигателях и о казнях, как самих зажигателей и сообщников их, так и тех, которые, ведая о намерении их, не донесут или похваляются таким злодейством, хотя бы и не совершили оного». Снисхождения не было никому, даже малолетним. Лишь в 1765 г. при Екатерине II наказания для малолетних были ограничены: 15- 17-летних подростков указано было пороть плетьми, 10-15-летних - сечь розгами, 10 лет и менее - отдавали родителям или помещикам для наказания. В 1778 г. несовершеннолетних приказано было наказывать за совершенный поджог только розгами, причём обязательно доискиваться, не совершено ли преступление по чьему-либо наущению.
Весной 1826 года в деревне Курково Новоржевского уезда сгорело два крестьянских дома из-за неосторожности крестьянки Аграфены Кондратьевой. По молодости лет её оставили без наказания от суда, определив: «Предоставить помещику или управляющему вотчиной наказать». Только Богу известно, как наказали девицу.
По Своду 1835 и 1842 гг. дети до 17-летнего возраста ещё получили некоторые облегчения: их не могли наказывать публично.
Весной 1860 года жители города Порхова были обеспокоены частыми пожарами. По подозрению в поджогах был арестован 16- летний крестьянский мальчик графини Заводовской деревни Шарово Николай Евдокимов. Как сознавшемуся в двух поджогах и в приготовлении к третьему, ему было вынесено определение: «Лишить всех прав состояния, наказать розгами 30 ударами и сослать на поселение в отдалённейшие места Сибири, где за небытие у исповеди и святого причастия предать церковному покаянию, по распоряжению Духовного Начальства, в ведомстве коего будет находиться, о чём Тобольский Приказ о ссыльных уведомить». В 1862 г., 10 мая, из Новоржевского земского суда на утверждение псковскому губернатору поступило дело о пожаре в деревне Луковицах у крестьян государственных имуществ от неосторожности 5-летней крестьянской девочки Пелагеи Михайловой. Наказ был следующим: «Отдать родителям для вразумления и наставления». Впоследствии ответственность за преступления детей несли родители.
Самого пышного расцвета телесные наказания достигли в эпоху Петра Великого. Он мало обращал внимания в своих указах на размер преступления, для него главным злом было неповиновение его воле, противодействие его желанию. Уложение Алексея Михайловича рядом с законодательными постановлениями Петра I кажется даже милосердным. В Уложении Алексея Михайловича квартиросъёмщик, виновный в том, что неумышленно сжёг двор, обязан был уплатить хозяину его стоимость. При Петре I виновный платил убытки и сверх того должен был быть наказан, «а ежели учинится сие с умыслу, тогда виноватый в том наказан будет яко зажигальщик».
11 февраля 1697 года, Пётр I издал именной указ о разрешении продажи табака "Продавать оный явно в светлицах при кабаках".
Пристрастившись к курению, Пётр I отменил столь страшное наказание, как вырывание ноздрей и отрезание ушей курильщикам, по чьей вине происходили пожары. Особым вниманием пользовался флот, где Пётр ввёл особую казнь – кошками (четырехвостная плеть с узелками на концах) и линьками (куски каната с узлами). Указ 1709 г. гласил, что тот, кто нарушил правила пожарной безопасности, «будет бит: по первому приводу 10 ударов у мачты, кто приведён будет в другой раз, оный будет под низ кораблей пропущен и у мачты будет бит 150 ударами, а потом вечно на каторгу сослан...» В Морском уставе 1720 г. за сожжение корабля нарочно или «от небрежения» назначалась смертная казнь. Офицерам могли даровать жизнь, если корабль сгорал по вине подчинённого. В отношении зевак и праздношатающихся на пожарах Пётр I определил следующее наказание: «Буде на тот пожар придут всяких нижних чинов и боярские и гулящие люди без топоров и вёдер, и без кошелей, и без лопат, и прибежав, того пожару станут смотреть, а не отымать, и их от того пожару отсылать прочь, чтобы отымать не мешали... а буде они, прибежав на тот пожар, учнут всходить во дворы и в хоромы, и в палаты, и по избам для своего воровства и грабежа, и тех людей имати и приводить в Стрелецкий Приказ и чинить им всякое жестокое наказание, бить кнутом, водить по пожару, без всякой пощады ссылать их в ссылку на вечное житье с женами и детьми».
Екатерина II в отношении зевак в указе 1771 г. приказывала: «С имеющих чины взыщется от полиции за треть, по окладу их жалованья, на воспитательный дом, а лошади их и люди, как при нем будут, употребляться при пожаре в работу равно как и безчиновные в работу же употреблены будут».
Любителей пострелять из ружей и ракеты пускать, отчего случались пожары, Пётр I тоже не обошёл наказанием. На страх злоумышленникам и для сведения московского люда указали, что если «буде кто стрелять и ракеты пущать, тех имать в Стрелецкий Приказ и за первый привод чинить наказание – бить батоги, а за другой – бить кнутом и ссылать с женами и детьми в Азов на вечное поселение».
Через век к такому преступлению относились более снисходительно. В 1838 г. в Опочецком уезде по случаю нечаянно зажжённого Ястребовского питейного дома от выстрела из ружья, учинённого опочецким мещанином Прохором Матвеевым и крестьянином господ Рютневых Архипом Петровым, подсудимых выдержали в тюрьме две недели на хлебе и воде на свой счёт.
Строги были меры наказания к тем, кто становился виновником пожара в лесах. Именной Указ от 13 июля 1738 г., данный из кабинета Её Величества Санкт-Петербургской губернской канцелярии «О запрещении раскладывать по дорогам и лесам огонь», что «кто будет пойман за таким делом, будет без пощады кнутом наказан, а, если хоть малый вред будет нанесён, то виновника ждет казнь смертью».
В помощь форштмейстерам на случай пожаров избирали в казённых селениях пожарных старост «из поселян трезвых и доброго поведения». Они должны были сообщать о пожаре Нижнему Земскому Суду и форштмейстеру, созывать поселян всех смежных деревень, в 10 верстах находящихся, а где поселение небольшое, то и в 25 верстах отстоящих. Крестьяне должны были являться по первому же призыву с заступами, мётлами, вёдрами и другими инструментами, а кто не являлся и не объяснял причины – штрафовали «как сход сельский приговорит». Штрафовали за неявку на тушение пожара и в городах. Так, в 1827 г. в городе Пскове случилось поистине чрезвычайное происшествие: на тушение пожара в доме Ивана Дроздова не явилось 329 человек. Список отсутствовавших был подан губернатору. Его решение было следующим: «Нахожу нужным предписать городской полиции, собрав всех на пожар не явившихся, объявить им, что таковая неисправность единственно на сей раз им прощается, – на будущее же время, сверх полицейского наказания, взыскан будет убыток погоревших...»
Через столетие, при Советской власти, неявка на пожар являлась преступлением. Постановлением Псковского губернского исполкома от 21 мая 1921 г. такой поступок расценивался как дезертирство.
В 1826 г. псковскому губернатору из Опочецкого уездного суда на утверждение поступило дело о солдатке Ирине Федуловой, обвиняемой в зажигательстве ею дома удельной деревни Вопы крестьянина Ивана Константинова. Как признавшуюся в содеянном, Федулову приговорили по силе Уложения 10 главы 228 статьи воинского 178 артикула и указа от 30 сентября 1737 г. наказать в д. Вопы при собрании крестьян кнутом, дав ей 8 ударов, потом сослать в Сибирь, в каторжную работу. «Если есть у неё какое-либо имение, взять в опись надлежащим порядком и продать аукционным порядком, удовлетворив таким образом крестьянина Константинова за понесённые им убытки от пожара», - гласил приговор.
Городским и сельским обществам предписывали устройство ночных караулов и улучшение пожарной части, распространение взаимного от огня страхования и принятие иных мер. Дела виновных в поджогах по секретному циркуляру МВД от 1862 г. было разрешено передавать военному суду по полевым уголовным законам.